В рамках конференции «Феербах 11: Украина между локальными и глобальными кризисами» (журнал «Спільне», октябрь 2020) была проведена дискуссия о мирном урегулирования конфликта на Донбассе. Мы кратко приводим основные тезисы участни_ц дискуссии. Речь шла о прошлом, настоящем и будущем мирного процесса, его инвесторах и саботажниках, шансах на реинтеграцию и возврат территорий.
В рамках конференции «Феербах 11: Украина между локальными и глобальными кризисами» (журнал «Спільне», октябрь 2020) была проведена дискуссия о мирном урегулирования конфликта на Донбассе. Мы кратко приводим основные тезисы участни_ц дискуссии. Речь шла о прошлом, настоящем и будущем мирного процесса, его инвесторах и саботажниках, шансах на реинтеграцию и возврат территорий.
Энрике Менендес, Институт региональной политики
На мой взгляд мы находимся в определенной точке перелома. Сейчас у нас есть два диаметрально противоположных сценария. Мы можем пойти по сценарию замороженного конфликта, но пока ещё есть незакрытое окно возможностей, которое собственно и открылось благодаря победе Владимира Зеленского на выборах. Я говорю о возможности реинтеграции и возврате временно неподконтрольных территорий. Если говорить о предвыборных обещаниях Зеленского, то они особой конкретикой не выделялись.Он часто давал противоречивые обещания и высказывал противоречивые точки зрения. Но вот общественные ожидания от победы Зеленского строились на том, что он сможет закончить войну на Донбассе. При этом, конечно же, в разных регионах нашей страны эти ожидания были по сути разными. Если для кого-то окончание войны и заморозка войны — это одно и то же, то для кого-то окончание войны было связано исключительно с политическим урегулированием и возвратом Донецка и Луганска.
Есть исследование, которое показывает, что среди избирателей «Слуги Народа» есть довольно немало людей, предпочитающих военный способ решения конфликта на Донбассе — около 25 процентов. А вот людей, которых условно можно отнести к «партии мира» — сторонников широкого компромисса тоже было не больше 25 %. Для остальных 50 % окончание войны на Донбассе ассоциировалось именно с заморозкой конфликта. Поэтому анализировать всё происходящее за последний год следует держа эту информацию в голове.
Следует заметить, что политика Зеленского по отношению к Донбассу и конфликту очень сильно менялась. Сейчас есть большие опасения относительно возврата к ситуации позднего Порошенко, чем к какому-то прогрессу в регулировании. В начале каденции Зеленского и после избрания нового состава Верховной Рады мы слышали очень бравурные заявления и возникало ощущение, что темп, которой задаёт новая власть, просто колоссальный. Но постепенно пришедшие в себя после поражения финансово-политические группы начали саботировать мирный процесс. Начал происходить значительный откат. Теперь мы возвращаемся к ситуации Порошенко-2017, тем не менее поводы для оптимизма всё-таки есть. Пока что на бумаге все стороны придерживаются Минских соглашений. И пока эти бумаги ещё на столе — возможность возврата полноценного политического прогресса остаётся. Подписанные 22 июля соглашение о прекращении огня, несмотря на эксцессы на линии фронта, остаются в силе и создают благодатную почву для прогресса в политической части.
Сергей Куделя, политолог, Бейлорский университет
Позиция Зеленского по Донбассу во время выборов была максимально размытой, хотя это был ключевой вопрос избирательной кампании. Мне кажется, что ключевые просчеты Зеленского состояли в недооценке внутриполитической составляющей процесса урегулирования. Мы концентрировались на том, что сможем сделать в переговорах с Путиным. Но забывали, что наша домашняя работа состояла в том, чтобы приблизить живущих на неподконтрольной территории людей. Эту домашнюю работу никто не делал. Её не собирался делать Порошенко и, мне кажется, не до конца понимал господин Зеленский. Необходимо было пересмотреть многие положения этноцентричных реформ, той этноцентричной политики, которую проводил Порошенко в образовательной и культурных сферах. Сейчас она фактически отталкивает людей, живущих на неподконтрольных территориях, от Украины. Эти ограничения, введённые Порошенко, ставят огромный барьер на пути реинтеграции этих территорий.
Второй важный элемент внутренней политики связан с отменой экономической блокады и полным возвратом гуманитарных отношений между людьми, которые живут в Украине и на неподконтрольной территории. И ещё один важный вопрос, который меня интересует как исследователя — это пересмотр нарративов начала войны, которые Зеленский продолжает воссоздавать.
Штампы и мифы, которыми оперировал Порошенко, якобы все люди на неподконтрольных территориях — это заложники Путина и сейчас Украина должна прийти и их освободить, — это демонстрация полного непонимания того, как начинался конфликт и как начиналась война. В нашем официозном понимании конфликта, который транслируют политики, всё сводится к двум категориям граждан, проживающих в ЛНР и ДНР: это или преступники и коллаборанты или жертвы и заложники российских агрессоров. В действительности количество категорий и убеждений людей намного более широкое.
Мы должны понимать, что в начале конфликта многие люди, симпатизировавшие Украине, почувствовали себя жертвами действий украинских вооружённых сил и их решение поддержать сепаратистов было не следствием их позиции, а именно реакцией на военную кампанию, которая началось летом 2014 года. И записывая их в категорию коллаборантов мы фактически ставим крест на возвращении этих людей в украинское общество. Не произошло серьёзной дискуссии на тему того, как начался этот конфликт, какие были ошибки и преступления, сделанные даже с нашей стороны. Не было даже намёка на готовность признать эти преступления.
Михаил Минаков, политический философ, Институт Кеннана
Сейчас конфликт в Украине имеет сложную структуру, как минимум три этажа. Первый, базовый — украино-украинский. Это финансово-политические группы, которые заинтересованы в войне, а они есть как на украинской стороне, так и на стороне сепаратистов. И если на украинской стороне они либо находятся в оппозиции, либо в неформальных структурах и их влияние идёт через soft-power, то с той стороны — в непризнанных республиках — они остаются во власти.
На другом этаже российско-украинские отношения, конфликт Украины и России. Здесь отсутствие продуктивного диалога задаёт инерцию, из-за которой прекратить войну нет возможности.
Третий уровень — мы находимся в Восточной Европе, где существует тенденция к войне. Постсоветская история имеет свои периоды и в 2008 году начался период войн, с войны России и Грузии. Он связан с целым набором политических процессов в национальных государствах, которые развивались с разной скоростью, но двигались в одном направлении — это направление враждебности друг к другу. Роджерс Брубейкер ещё в начале 90-х предсказывал это. Он говорил, что сама логика построения национальных государств в Восточной Европе будет приводить к конфликтам. Даже если мы посмотрим на страны Восточного партнёрства, то только одна из них контролирует свою территорию — Беларусь. Если мы посмотрим на третий и второй этаж — они в принципе работают против мира. Шанс на первом этаже был, но также улетучился. Поэтому в среднесрочной перспективе я не вижу предпосылок для достижения мира на украинской земле.
Нина Потарская, национальная координаторка Международной женской лиги за мир и свободу (WILPF)
Делать анализ отстраненно сложно. Нас редко приглашают на какие-то консультации и очень жаль, что нас никто не слышит. Ещё в 2014 году существовали рекомендации к правительству по проведению более лояльной языковой политики, и что касается предвыборных речей — каждый действительно слышал то, что хотел, но были достаточно чётко оглашены тезисы, что нет «бандеровцев» и «ватников», а есть граждане Украины . Здесь мне хочется видеть намёк на попытку выстроить правовое государство с отношением к гражданам вне зависимости от политических позиций.
Оптимизма уже почти не осталось, но он всё же базируется на контактах и связях с женщинами с неподконтрольной территории, и я стараюсь ездить в командировки близко к линии разграничения. Я не вижу там конфликта. Я вижу там военную инфраструктуру, военную экономику, много чего, что мешает коммуникации. Но многое ведь решают контакты людей и то, каким образом происходит диалог. Это диалог на уровне быта и взаимопомощи, которые сотрудничают через линию соприкосновения. Единственное, чего не хватает — это политической смелости или же более чётких заявлений со стороны гражданского общества и как раз тех, кто работает с конфликтом в гуманитарной сфере.
С украинской стороны нет объединяющих слов. Стоит хотя бы прекратить агрессивную риторику относительно разных групп населения. Этого уже было бы достаточно.